Игорь Тумаш - Миром правит любовь![= Влюбленный сыскарь]
Развязался воздушный бой. Вокруг кулинарного спортсмена с очень большим разбросом засвистели пули. Леха в ответ начал палить одиночными из «калаш–дзына». Так как стрелять на лету было очень неудобно, целиться невозможно вообще, а цель на месте отнюдь не стояла, то ни одной из сторон пули урона не причиняли. Таким образом перестреливаться можно было до бесконечности, пока бензин не кончится.
И Бисквит пошел на уловку, — обычную для состязаний по отдельным видам кулинарбола. В частности, по лагманам и мясным салатам. (Характерней все же для бокса, когда для усыпления бдительности противника делается вид, будто сил больше нет и сознание вот–вот отключится. А когда тот поддается усыплению и расслабляется уже по–настоящему — ему наносится сокрушительный удар.) Так вот, и Бисквит сделал вид, будто ранен, и не в состоянии больше управлять «абуталибом», который также получил повреждение. Его голова, руки, ноги бессильно обвисли, «абуталиб» с ревом пошел на снижение. «Студенты», словно завидевшие падаль грифы, стали наперегонки снижаться вслед за ним.
Интересная, кстати, деталь. Если бы на их месте были европейцы, то они бы поступили куда более рационально: продолжили догонять Артема и детективов, а Бисквита оставили на расправу основной массе. Однако приоритет личного над общественным затмил «студентам» рассудок: а как же бакшиш от «декана» за отрезанные у «быка» уши в виде баксов в конвертике из его надушенных рук?
И были за эти негуманные, корыстные мысли наказаны: едва приземлившись, Бисквит перевернулся на спину и с устойчивого положения начал хладнокровно расстреливать «студентов». Одного из них даже классически «подбил»: пуля попала в бензобак, «абуталиб» со «студентом» горящим факелом устремились к земле.
Сменив автоматный рожок, Бисквит тут же взлетел.
Оставшиеся до большака пять километров в такой композиции и долетели: впереди Прищепкин и Швед с Артемом, по центру, с отрывом метров, наверно, в пятьсот, Бисквит, сзади, через километр, кучно — «студенты».
Заметив на шоссе грузовик, Прищепкин коршуном спикировал вниз: надо было обязательно успеть перехватить его.
Шофер вероятно принял Георгия Ивановича за спустившегося с небес по его душеньку шайтана или какого–нибудь джинна. Он затормозил, выскочил из кабины и с воплями ужаса бросился в пустыню… Правильное решение! Прищепкин, Швед и Артем залезли в освободившуюся кабину. Дождавшись Бисквита, который элегантно опустился прямо в кузов с баранами, шеф даванул на газ.
— Сколько везенья, блин, прямо не верится, — пробормотал Швед, высовываясь из окошка: а где «гаудеамусы»?
Прищепкин недовольно на него покосился и постучал по пластиковой, под дерево, приборной панели. «Еще не вечер», — проворчал он.
«Крылатые» угнаться за ними уже не могли: «абуталибы» не быстрокрылые ласточки. Правда, старый грузовой «Фиат» с баранами в кузове тоже отнюдь не являлся «Формулой» с Шумахером на борту, но тем не менее… Реальную опасность для беглецов теперь представляли только «студенты» на джипах, которые рано или поздно должны были выбраться из песков на асфальт и устремиться вслед за ними со скоростью, раза в два превышающей скорость грузовика.
От бессилия «крылатые» открыли беспорядочную пальбу. Однако так как расстояние между ними было уже запредельным, целиться на лету легче не стало, то Бисквит в ответ даже ухом не повел — берег патроны.
Трясясь в кузове рядом с окостеневшими от страха баранами, Леха с удивление рассматривал «калаш–дзын»: надо же, не заклинил! И ствол не разорвался! А ведь, наверно, с такого дерьма сделан… С русским автоматом системы Калашникова у него столько же общего, сколько у купленных за полтора доллара в палатке часов «Ролекс» с часами из фирменного салона за полторы тысячи.
Швед на земле почувствовал себя гораздо уверенней и с наслаждением закурил «Клеопатру». Артем относился ко всему так, словно оно происходило не в реальной жизни, а на экране.
Вот же поколение! Подумал Георгий Иванович. Может, и на самом деле правы те самые «Воины Аллаха», которым все это дело не очень нравится и готовых с оружием в руках отстаивать право поить своих детей чем–нибудь кроме «пепси»?.. А что если и исламские фундаменталисты, и протестантские рационалисты нужны миру только в качестве противовесов, крайних полюсов при поиске им оптимальной «золотой середины»? Однако «центр тяжести», притяжения пока находится явно на Западе. И все эти дурацкие мульки с «гамбургерами» и «пепси» планетой принимаются на «ура». Пусть усилятся фундаменталисты? Прищепкин поежился.
Размышляя подобным образом, Прищепкин успел проехать километров пятьдесят, пока не увидел в зеркале заднего вида первый джип «студентов». «А вот и они, лапушки!»
Обозленные потерями, преследователи без церемоний открыли огонь. Получается: фиг уже с ними, с Артемом, Болтутем, да? Прищепкин стал бросать грузовик из стороны в сторону — по кузову начал летать убитый баран. Бисквит изо всех сил вцепился в борт. Но тут мертвого барана бросило прямо на спортсмена с такой силой, что тот выронил автомат на дорогу.
«Елки–моталки! Что теперь делать–то, а?!»
«Студенты» отметили падение «калаш–дзына». «Ага, теперь их можно брать голыми руками!» — смекнули они, газанули еще и подтянулись к грузовику на дистанцию, с которой можно было разглядеть их разгоряченные гонкой молодые лица.
Теперь они почувствовали себя совсем уверенно и смаковали расправу. Конечно, ведь прострелить грузовику колеса уже не представляло для них особого труда. Ну, чего тянете, Бисквитовы уши делите?
И тут кулинарболист совершил такое, что, возможно, оказалось бы не по силам и самому Гераклу. Леха схватил мертвого барана за ноги, поднял высоко над головой и швырнул в джип. И надо ж было так получиться, что баран не только долетел до машины, но и угодил прямо на ветровое стекло, которое вместе с ним оказалось внутри салона!
Потерявший управление джип не преминул воспользоваться случаем показать цирк. Он перескочил через обочину и умудрился перекувыркнуться аж три раза.
— Жора, а что это с ним?! — не заметил подвига спортсмена Швед.
— Здорово! — прошептал Артем. — Словно из «Резиновых парней Бронкса».
Остальных джипов видно пока не было. Забуксовали в песках? Это был бы неплохой вариант, но слишком халявский.
Километров через тридцать перед взорами Артема и прищепкинцев открылась ультрамариновая гладь Красного моря. В этом районе оно было еще довольно узким, противоположный берег Синая угадывался уверенно. На душах стало веселей. Значит, в расчетах они не ошиблись!
Дорога полетела вдоль моря, чье полотно разрезали надвое вереницы судов, вырвавшихся на естественные просторы из тесноты искусственного канала. Они казались очень маленькими, размерами с мышек. М-да, вплавь до них не добраться.
Еще через десяток километров впереди показалась деревушка. Прищепкин свернул к причалу, у которого покачивалось несколько рыбачьих баркасов.
В неподвижном воздухе еще стоял запах свежей рыбы. Поблескивая искорками застрявшей чешуи, сушились растянутые между жердями сети. Вероятно, рыбаки недавно вернулись с утреннего лова и разошлись по домам переждать самое жаркое время суток, когда вся рыба уходит на глубину.
Детективы бесцеремонно переменили сухопутный транспорт на водный. Благо, что доступ к нему оказался совершенно свободным: никаких замков, цепей… Неизвестно, отрубали ли в современном Египте за воровство руки, но египтяне до сих пор были знакомы с этим явлением только понаслышке.
— Ну что, земля египетская, до свидания или прощай? — патетически обратился Прищепкин к берегу, заводя мотор баркаса.
— Мы к тебе нормально относимся, понимаем, принимаем такой, какой ты есть. Только, пожалуйста, отпусти нас, — на полном серьезе попросил Швед.
Мотор взвыл, плюнул синим дымом, и застучал ровненько, как часы. Баркас тронулся навстречу бризу, берег стал отдаляться.
Когда он показался уже достаточно далеким, — но корабли, однако, все еще оставались мышками, — к причалу подъехало сразу три джипа со «студентами». Таки буксовали? Ай–йя–яй!
«Гаудеамусы» пометались по берегу и снарядили в погоню еще один баркас: брошенный детективами грузовик неумолимо выдал мученикам диверсионной науки их дальнейшие планы. «Нужно было от него как–то избавиться», — запоздало подумал Георгий Иванович.
Однако баркас преследователей не увеличился и через десять минут, так и остался размером с таракана, зато мышки–корабли неожиданно начали превращаться сначала в котов, затем в собак и коров.
— «Француз», «итальянец», — определял Швед государственную принадлежность «парнокопытных» по флагам на мачтах и выведенным на боках названиях портов прописки. — Жора, давай–ка вдоль вереницы пройдем.
